Где-то минут через сорок такого вот передвижения по станции ИСБ, будто бы по занятой врагом территории, я вдруг замер и с удивлением осмотрелся вокруг. Все вроде бы то же самое, металлические стены коридора, герметично закрытые двери, ведущие то ли в какие-то помещения, то ли в целые сектора станции, слегка тускловатые светильники, вот только… странное и необычное для этой реальности сообщение нейросети, «Зафиксирована попытка ментального зондирования. Уровень опасности С7. Рекомендуется повысить плотность ментальных щитов на двенадцать процентов». В этот момент мы как раз вышли в небольшой холл, справа от нас расположилась большая герметичная дверь, скорее даже переборка, а прямо по направлению движения небольшой коридор, ведущий к шахте лифта.
— Гира, что находится за этой переборкой? — спросил я свою спутницу, указав на дверь.
— Научно-исследовательский сектор. Если не ошибаюсь, то здесь работают ксенобиологи.
— Тела чужих здесь?
— Нет, они двумя уровнями выше. Здесь проводят исследования чужих неразумных видов.
— Та тварь, из контейнера… она где-то на этом уровне?
— Да. Ее изучают как раз в этом секторе станции. Но можешь не волноваться, мы учли твои предупреждения и экранировали несколько помещений с помощью люксита.
— Где находится серпентейра?
— Уровнем выше. Мы выделили ей несколько помещений в жилой части станции, принадлежащего научно-исследовательскому сектору. Через несколько минут мы уже будем на месте. — Несколько секунд я раздумывал, а потом заявил.
— Нет. Сначала сюда. — И указал рукой на закрытую дверь.
— Макс, к сожалению, именно сейчас это невозможно. Сначала надо оформить тебе все необходимые допуски и разрешению я, конечно, понимаю, что это выглядит глупо, ведь именно ты нашел это существо и доставил его нам, но таковы правила. Тебе придется подождать.
— Сколько?
— Пару часов. Допуск в эту часть научно-исследовательского сектора сначала надо согласовать с профессором Вэй, под руководством которого группа ксенобиологов изучает эту тварь. А он несколько… экстравагантен и очень сильно недолюбливает СБ.
— Хорошо… я подожду. А ты, чтобы немного сбить с него спесь, напомни ему, что именно я нашел и привез сюда эту тварь. Кстати, Империя до сих пор не оплатила мне мои трофеи, а значит я в любой момент могу затребовать все назад. В конце концов, это мое имущество и если он начнет очень уж сильно препятствовать, то я ведь могу и забрать его игрушку, забрать вообще.
— Хорошо, Макс, я тебя поняла и обязательно ему об этом напомню. Кстати, профессор и сам об этом знает и уже предлагал нам поговорить с тобой, он готов выкупить у тебя это существо за свои средства, — улыбнувшись сказала Гира.
— Нет проблем, пусть переводит на мой счет миллиард кредитов и эта тварь будет полностью в его распоряжении, — ответил я и вернул женщине улыбку, правда, больше похожую на оскал людоеда. А еще через двадцать минут мы уже входили в жилой сектор научно-исследовательского сектора станции.
Глава 40
Как оказалось, здесь нас уже ждали. Сопровождавшие нас дроиды остались за широкими и массивными дверями, отделяющими часть научно-исследовательского сектора от всего остального, командир штурмовиков, отвечающий за нашу безопасность, козырнул встречающему нас СБшнику, дескать, передаю в целости и сохранности, и наш конвой тоже куда-то ретировался, а мы с Гирой оказались в окружении доброго десятка самых разных разумных, которых объединяло только одно, уставший и какой-то измученно-затравленный вид.
— Лэра полковник! — метнулся к нам один из встречающих. — У нас очередное ЧП. Лаборантка профессора Солано, Кара Жиль, в реанимационной капсуле. Диагноз все тот же, инсульт и обширное кровоизлияние. А это ваш специалист? Надеюсь он хоть чем-нибудь сможет помочь, а то люди уже на последнем издыхании, все исследования остановлены, даже пищу и воду приходится нашей гостье доставлять с помощью дроида, все боятся даже находиться рядом с отведёнными ей помещениями, не говоря уже о том, чтобы зайти к ней.
И вот, наконец, мы на месте. Ну, как на месте, в небольшой комнатке, все стены которой превращены в огромные экраны, на которые идет сигнал с многочисленных камер и датчиков, установленных в двух помещениях, выделенных для серпентейры.
— Последние дни мы наблюдаем за ней только отсюда, — тихо сказал майор. — Да и то, мало это помогает. Иногда она смотрит прямо в камеры, а иногда кажется, что заглядывает прямо тебе в душу. Мне-то еще ничего, а вот некоторым сотрудникам хватает всего пары секунд, чтобы начинать чувствовать себя очень плохо и это еще повезет, если они отделаются простой потерей сознания.
— А как далеко это помещение от отведенных ей?
— Нас отделяет только внутренняя переборка. Никак не могу понять, каким образом она узнает, что тут кто-то есть. Шумо и запахоизоляция тут полная. Вот-вот, видите, она как-то нас учуяла. Надо немедленно уходить! — в этот момент серпентейра резко подняла голову и посмотрела прямо мне в глаза. Да понимаю я, что смотрит она в объектив камеры, но ощущения именно такие.
— Макс, что скажешь? Может она нас как-то видеть или слышать, или еще как-то почуять?
— Она нас и видит, и слышит, и даже обоняет и осязает, но только ментально.
— Откуда ты это знаешь?!
— Она сама мне это только что сказала. Не отвлекай пожалуйста, очень тяжело ее воспринимать, — ответил я Гире и ни единым словом не соврал.
Еще в тот момент, как я переступал порог этого помещения, нейросеть мне сообщила, что принимает структурированный объем ментальных данных очень большой насыщенности. Затем одно за другим пошли сообщения о подключении тех или иных модулей, что-то типа «произвожу активацию модуля менто-эвристического анализа» или «активирую модуль менто-информационной дешифровки» и так минуты три без остановки. Я так понял, что в данном случае моя нейросеть выступила как некий посредник между моим мозгом и мозгом серпентейры. Слишком уж по-разному мы не только мыслим, но и воспринимаем окружающую нас действительность. Именно об этом мы с Гирой и разговаривали через пару часов, пока я приходил в себя, собирая в кучу кипящие от перенапряжения мозги.
— Значит, шансов установить полноценный контакт с этой расой у нас нет? Мы никогда не сможем понять друг друга?
— Ну почему же… шансы, я думаю, есть, и достаточно приличные. Проблема тут не в том, что мы и серпентейры мыслим по-разному, а в том, что мы получаем информацию об окружающем нас мире совершенно разными путями. Мы через органы чувств, глаза, уши, нос и прочее, а они в основном через ментальное поле, и только совсем незначительную часть через чувства. Да и то, зрение у них, вроде как, тепловое, органы слуха воспринимают только высокие и ультравысокие частоты, человеческим ухом не воспринимаемые вообще. В какой-то степени общее у нас обоняние, но и тут все не слава богу, мы, воспринимая запах, с трудом можем определить направление, откуда он идет, серпентейры же видят запаховую картинку. Ты знаешь, Гира, мозг серпентейр намного более развит, чем мозг людей или других известных нам разумных рас. Лиши человека или аграфа зрения, и он становится почти беспомощным, хотя какую-то часть нагрузки в этом случае возьмут на себя слух и обоняние, но нашему мозгу этой информации все равно будет недостаточно для построения точной схемы окружающего пространства, а вот серпентейры этого недостатка лишены, чтобы сделать их беспомощными, их надо лишить не только всех чувств, но еще и ментальных способностей, но я думаю, что и в этом случае они смогут видеть и слышать, только уже не глазами и ушами, а буквально всем своим телом, улавливая изменение температуры буквально на десятые доли градуса, или искажение звуковых волн. А теперь представь, какой мощностью должен обладать мозг этих разумных, чтобы обрабатывать такой объем информации. Насколько я понял, этой серпентейре, кстати, твоей коллеге, и в голову не могло прийти, что где-то в галактике могут обитать разумные с настолько слабым, можно даже сказать, примитивным, мозгом. Отсюда и все неприятности с вашими людьми. Способностей им вполне хватало, чтобы принять пакет информации. А вот возможностей вычислительного аппарата оказалось совершенно, я бы сказал, катастрофически недостаточно.